Политолог и стипендиат академии Роберта Боша в Берлине Екатерина Шульман* в эфире программы «Воздух» на канале Ходорковский Live рассказала Василию Азарову и Ринату Давлетгильдееву о том, чем занимались депутаты во время весенней сессии в Госдуме, о чем говорит приговор 7 лет Алексею Горинову за слово «война» и можно ли советовать кому-то заниматься политикой в России.
* — признана Минюстом РФ «иноагентом»
— Cегодня суд приговорил муниципального депутата Алексея Горинова, близкого соратника политика Ильи Яшина, к 7 годам в колонии общего режима по статье о так называемых «фейках» о российской армии, это первый реальный срок по этой статье. Вся вина Горинова в том, что на заседании совета депутатов он назвал войну войной. Во время оглашения приговора Горинов держал в руках плакат с надписью «Вам ещё нужна эта война?», зал ему аплодировал. Как вы считаете, 7 лет — за убийство в России часто дают меньше — это кому сигнал? Всем тем, кто остался? Вот, мол, мы были такими добренькими в кавычках полицейскими, дали возможность всем, кто хотел, уехать, окно возможностей закрывается, или конкретно Илье Яшину, что, мол, если ты, Илья, не отправишься в условный Вильнюс и не начнешь оттуда стримы вести, а не политикой заниматься, то тебя тоже ждет это самая семерочка?
— Разгадывание сигналов довольно унизительное занятие, но тут, конечно, нельзя не видеть и некоторый предвыборный, так сказать, аспект происходящего. Этот приговор вынесен в преддверии кампании, в том числе муниципальной кампании в Москве, которая будет осенью, в преддверии 11 сентября, Единого дня голосования. Муниципальная кампания пять лет назад позволила нескольким сотням оппозиционных или просто независимых политиков стать муниципальными депутатами и использовать эту платформу, для того чтобы делать полезное для своего района, приобретать известность, завоевывать доверие избирателей — в общем, приобретать политический капитал.
В здоровой и политической системе, политической системе здорового человека, а не политической системе курильщика, конечно, именно так и происходит рекрутинг новых кадров для политической деятельности: люди начинают снизу, становятся известны и, так сказать, полюбляемы и уважаемы избирателями и дальше баллотируются, например, в региональные законодательные собрания, федеральные или в мэры, или в губернаторы, а потом и в президенты. Это естественный здоровый путь.
А у нас происходит нечто совершенно противоположное: те люди, которые сумели каким-то образом проявить себя в качестве муниципального депутата, подвергаются систематическим репрессиям с тем, чтобы прервать вот эту их еще не успевшую начаться политическую карьеру. Мы тут можем некоторое количество случаев вспомнить, в общем, даже трудно вспомнить какой-то район, какое-то муниципальное собрание, в котором были бы депутаты не от «Единой России», с которыми ничего бы не случилось.
В этом году политика состоит в том, чтобы посредством либо, скажем так, обездвиживающих приговоров, либо тех, которые по закону не позволяют баллотироваться, предотвратить появление новых кандидатов осенью. Из этого, кстати, можно сделать вывод, что все-таки есть опасения относительно настроения избирателей. Вот вам еще нужно, — спрашивает Горинов в зале суда и, видимо, этот вопрос задают себе избиратели тоже. То есть есть волнения со стороны организаторов, что люди как-то потянутся за антивоенными лозунгами и проголосуют не так, как от них ожидается, хотя, как вы понимаете, инструменты типа электронного голосования позволяют почти гарантированно избежать неожиданностей при подсчете.
Тем не менее, семь лет — чудовищный приговор, чудовищный совершенно, действительно, сколько дают за насильственные преступления, столько дают за хозяйственные преступления, за крупные хищения, за экономические преступления в особо крупном размере. За политику, что называется, за слова у нас пока столько не давали. У нас вот четыре года за твит или четыре года Котову за повторное нарушение правил проведения массовых мероприятий, это вот был некий такой потолок репрессивной жестокости именно в чисто политической сфере, не связанной ни с насилием, ни с экономикой или псевдоэкономикой, как в случае с Алексеем Навальным. То есть здесь, конечно, законы военного времени действуют.
Давайте вспомним, что этот приговор стал возможен не только потому, что система как-то озверела, хотя это правда, но и потому что появилась законодательная база. Приговор вынесен на основании того закона, который был принят в самом начале марта, и с 5 марта стал действовать, так называемый закон о распространении заведомо ложной информации о действиях Вооруженных сил и других силовых структур России зарубежом. То есть это вот этот вот созыв, вот эта вот сессия, весенняя сессия 2022 года, это ее плоды законотворчества. Вот появилась такая уголовная статья, административная и уголовная, которая позволяет за высказывания, не связанные больше ни с какими действиями, дать человеку вот такой чудовищный срок.
— Смотрите, вот закончилась весенняя сессия, закончилась она, конечно, ярко, массой запретительных и ограничительных законопроектов, но вот 10 лет назад в народе часто называли Думу бешеным принтером. Сейчас непонятно, что это — запретительная палата или военная печатная машинка. Объясните, пожалуйста, стоит ли вообще сейчас обращать серьезное внимание на те законы, которые нижняя палата парламента штампует в огромном количестве, или к этому стоит относиться уже как к какому-то бессмысленному репрессивному бумагомарательству?
— Ну, слушайте, как же не обращать внимание? Как в известном анекдоте про гимны Сергея Михалкова: стихи-то может и плохие, а петь будешь стоя. Сейчас, точнее говоря, сидя, как вот мы только что с вами описали. Приговор выносится по закону, поэтому имеет смысл очень внимательно следить за происходящим.
Легко почувствовать безнадежность, махнуть рукой — сгорел амбар, гори и хата, — но если вы находитесь в пределах досягаемости российских правоохранительных органов, и если вы находитесь вне этих пределах досягаемости, но, тем не менее, у вас есть в России гражданство, имущество, счета, родственники и коллеги, соратники, сотрудники, то имеет смысл быть крайне внимательными к изменениям нашей вот этой вот прерывистой правовой реальности.
Государственная Дума была чрезвычайно занята и эффективна в течение этой сессии, действительно очень напоминает по, скажем так, типу политического действия начало работы шестого созыва собственно бешеного принтера. Вот тоже та же последовательность, снижение популярности действующей власти, протесты, подавление протестов, избрание Думы, которая вначале пыталась проявлять какое-то сочувствие к протестующим или, по-крайней мере, пытаться отражать эти изменившиеся общественные настроения — в шестом созыве это делалось силами четырех стандартных наших стабильных фракций, а в восьмом созыве появилась даже пятая фракция, которую сейчас уже все забыли, но она считалась в некоторой степени даже либеральной или отражающей интересы бизнеса, который не заинтересован в широких массовых репрессиях. После этого становится понятно, что протесты подавлены окончательно и действующая власть не только усидела, но и укрепилась и вот эта самая палата перебегает срочно на другую сторону и с удвоенной силой, чтобы не быть заподозренной в минутных даже колебаниях, начинает изобретать репрессивные законопроекты; не просто штамповать, а изобретать.
Сходство состоит еще в том, что в обе эти сессии среди общего объема принятых законопроектов депутатских больше, чем правительственных. В принципе это бывает весной, потому что осенью правительственных всегда больше, потому что осенняя сессия посвящена бюджету и бюджетообразующим документам, а весной обычно у депутатов больше свободы творчества. Но вот в такие боевые сессии депутаты особенно стараются угадать, что именно будет благосклонно принято начальством и поэтому их, так сказать, креатив, как это раньше называлась, так и брызжет из них. А вот эти вот репрессивные законопроекты большей частью вносились депутатами и сенаторами, такими совместными депутатско-сенаторскими коллективами, в свою очередь правительство оставляло за собой меры по, как это называется, стабилизации экономики в новых условиях санкционного давления, меры по поддержке отраслей, меры даже некоторому очень ограниченному, точечному, но снижению бюрократического давления на бизнес — проверять его пореже, чтобы он как-то трепыхался все-таки и производил, как выражается Валентина Матвиенко, пирожки и сапожки. Это вот такое правительственное дело. Президентских законопроектов было довольно мало в этой сессии, не особенно президент пользовался своим правом законодательной инициативы, а вот эти вот группы депутаты, сенаторы плюс правительство, в общем, этим всем занимались.
Чем еще, кстати, занимались депутаты это предоставлением президенту и правительству новых полномочий в обход парламента, снимали сами с себя оставшиеся у них какие-то рычаги влияния на принятие решений. В частности был принят законопроект, дающий президенту новые полномочия на финансовом рынке, право менять валюту договоров, переводы разрешать и запрещать, изменять условия контракта, всякие сделки регулировать буквально, как это называется, в ручном режиме и проправительственные законопроекты.
Два законопроекта, внесенные под занавес сессии и быстро принятые, это вот, собственно говоря, законопроект об экономической мобилизации, о мобилизации экономики в связи с нуждами фронта. Это, в общем, одно из наиболее прямых законотворческих высказываний, это обязательство предприятия вне зависимости от форм собственности работать на нужды Вооруженных сил и поправки в Трудовой кодекс, которые безо всяких компенсаций, безо всяких дополнительных условий обязывают работников на эти же цели работать внеурочно, по ночам, в выходные и так далее. То есть это вот такие прямые мобилизационные законопроекты, которые правительство внесло, объяснило очень откровенно в пояснительной записке, зачем это нужно, и Государственная Дума, соответственно, приняла.
— Через два месяца, 11 сентября в России единый день голосования, губернаторские выборы, муниципальные, выборы региональных парламентов, выборы в законодательное собрание. Мы, я имею в виду команду Ходорковского, и вы всегда говорили, что нужно быть вовлеченными в политическую деятельность, но тот контекст, в котором мы сегодня существуем, это контекст 15 суток Яшину, 7 лет Горинову, Кара-Мурза до конца августа в СИЗО. Нужно ли продолжать быть вовлечёнными или все-таки правильнее дружно признаться в невозможности выборов в военное время и отказаться от участия в этом милитаристском спектакле? И если нужно, то как?
— Хороший вопрос. Уже в нынешних условиях невозможно давать никаких общих рекомендаций. Их, может быть, и раньше было не очень можно давать, но сейчас это уже исключительно вопрос индивидуального выбора. Разные регионы по-разному себя ведут. В Москве, как мы видим, все зачищается ровненько буквально вот на уровне поверхности. Но и там, я знаю, какие-то люди пытаются все-таки баллотироваться в муниципалитеты, чтобы хотя бы стать кандидатами, дай бог им, так сказать, сил и, возможно, безопасности, чтобы по крайней мере это не обернулось для них административной или уголовной ответственностью. А в других регионах как-то иначе.
Сказать вот сейчас всем ни в коем случае не ходите, значит, на совет нечестивых, не участвуйте, тоже будет неправильно. Если люди имеют смелость и силы пытаться, то это нужно хотя бы для того, чтобы показать избирателю некоторое, так сказать, наличие альтернативных мнений, альтернативных возможностей, показать ему, что другие люди, люди с другими взглядами вообще существуют. Может быть, это удастся только там прокричать или помахать рукой, вот смотрите, а мы тут есть, и тут же скрыться под этой ледяной водой, ну, по крайней мере, это, в общем, мужественная попытка. Никого нельзя призывать к этому, потому что это жертва. Но и отговаривать от этого словами, мол, ничего ты не добьешься — это все-таки делать работу дьявола. Поэтому ни того, ни другого мы с вами совершать не будем.
— Как вы считаете, к 11 сентября может ли как-то драматически разрешиться ситуация в непризнанных республиках Донбасса, о которых уже долго говорят, что вот-вот будут присоединять их к России? Высказывается, в том числе, такое мнение, что 11 сентября, в единый день голосования назначат еще и референдум о присоединении. Если это действительно случится, что это такое будет? Это будет такой референдум внутри России о легитимности этой войны?
— Много об этом приходится слышать в разных версиях, в основном наибольшая уверенность исходит от самих этих территорий, причем не столько даже из Донбасса или Луганска, сколько из Херсона, вот тамошние власти пророссийские наиболее определенно на этот счет высказываются. Собственно российские власти предпочитают обтекаемые формулировки, типа Россия тут навсегда, мы навеки вместе, никуда мы не уйдем, но без, скажем так, разъяснения юридической составляющей этой новой жизни.
Получится ли успеть 11 сентября организовать референдум и хоть где-то на фоне непрекращающихся, как это называется деликатно, боестолкновений — сложный вопрос. Я не настолько владею оперативной информацией, чтобы об этом судить. Но я понимаю, что сложность именно в этом: получится ли провести такого рода мероприятия, чтобы ничего там не взорвалось, никого не подстрелили, в общем, чтобы праздник не был бы омрачён какими-нибудь враждебными действиями противоположной стороны или какой-то партизанщиной со стороны тех, кого, собственно, вздумали осчастливить присоединением к России.
Не знаю, трудно сказать. Намерение видно, видно просто по практическим действиям, по объявлению на этих территориях российских компаний, российских сотовых операторов, российских денег, российского законодательства, российских школьных учебников. Видно, что, в общем, делаются шаги по унификации пространства, правового, культурного экономического, этих мест с Россией. Но оформление этого дела юридического это совсем уже другая история. Это не будет, если речь идет о референдуме, референдум внутри России. Это же не соединение субъектов, понимаете. Если у нас субъекты сливаются в Российской Федерации, то нужны референдумы в обоих субъектах, а тут, если как с Крымом, то референдум проходит только на самой этой территории, а дальше Государственная Дума принимает соответствующий закон, президент подписывает указ, вот, собственно, это все и происходит.
Помните тоже были очень активные обсуждения того, как это может произойти в Южной Осетии, но их как-то отодвинули, я так понимаю, с российской стороны, с тем, чтобы не ухудшать отношений с Грузией, которая вроде как ведет себя достаточно лояльно по отношению к Российской Федерации с точки зрения санкционного режима. Поэтому вот этим как-то сказали: вы пока подождите. То есть непонятно пока, как бы видно намерение, но сроки реализации этого намерения неясны.
— А как вам кажется, в рамках этого единого дня голосования 11 сентября даруют ли показательно в паре регионов какие-то части региональных парламентов партиям кроме «Единой России», как часто у нас это любят делать — ЛДПР, КПРФ, так, чтобы поиграть в видимость демократии в России? Или в условиях военного времени это совершенно необязательно?
— Я не вижу здесь неких изменений относительно обычных практик, у каждой партии есть свои какие-то ключевые регионы, все партии проявили лояльность, вот была у них встреча с президентом, им там всем было сказано, что партий много, а Родина одна и вы большие молодцы, работали так, что просто дай бог каждому так работать. Поэтому никакая партия, в том числе коммунистическая, не считается враждебной или оппозиционной. Коммунисты были близки в сентябре прошлого года к этому положению, когда их обвиняли в том, что они с людьми Навального как-то сговорились, что они хотят воспользоваться всякими настроениями протестными, чтобы получить побольше голосов, и действительно они увеличили размер своей фракции. Но когда пришла, так сказать, специальная военная операция, то оказалось, что все это неважно, по сравнению с демонстрацией всенародного единства. Они частью всенародного единства тоже стали, поэтому я не вижу, за что и почему стали бы отбирать у них мандаты всех территорий, где они могут на них претендовать.
С ЛДПР, я думаю, что наоборот будет им осуществлена административная поддержка, потому что они в трудном положении после смены лидера. Эта партия во многом была, так сказать, оркестром одного исполнителя, этого исполнителя больше нет. Слуцкий мало известен публике, таких, так сказать, сравнимых с Жириновским публичных политиков у них, разумеется, нет, поэтому партия может просесть. А поскольку она одна из системообразующих, одна из четырех, так сказать, ног этого слона, то им, я думаю, будут помогать.
