На этой неделе патриарх Кирилл предложил новую трактовку Библии, согласно которой апостолы не осудили убийство Иисуса. По словам Кирилла, «Святые апостолы не стали говорить: “Вот после такого, такой несправедливости, когда Господь наш Иисус Христос был подвергнут смертной казни, мы все должны провозглашать, что это страшно и грех подвергать другого человека наказанию через прекращение жизни”». Одновременно с заявлениями о допустимости убийств, Кирилл осудил советника генпрокурора Наталью Поклонскую, которая поздравила своих подписчиков с кельтским праздником Самайн, что, по словам Кирилла, стало «попыткой возродить язычество». «Можем объяснить»* поговорил с религиозным журналистом и религиоведом Александром Солдатовым о том, насколько далеко культ РПЦ ушел от христианских основ и если ли у Русской церкви шанс на исцеление.
* Издания «Полигон» и «Можем объяснить» признаны в России иностранными агентами
— Военная эзотерика, которую демонстрирует патриарх — это уже часть официального православия в России?
— Да. Мой взгляд основан на том, что в центре нынешней проповеди и идеологии РПЦ оказалось не Евангелие, не Святоотеческое предание, не исполнение заповедей, а идеология, связанная с тем, что в России называют СВО, с имперским ресентиментом, с вооруженной борьбой, с романтикой военных действий. Такое явное противоречие между природой христианской церкви и содержанием ее проповеди разрешается через эзотерику, через создание паллиативов, искусственных конструктов, которые заменяют собой христианскую веру и представляются людям как своя особая национальная вера.
Кто-то называет ее гражданской религией по аналогии с тем, что существует в США и на Западе, или светской религией, когда религиозные лозунги обслуживают чисто политические интересы, способствуя достижению политических задач. Такое явное противоречие между Евангелием и проповедью патриарха Кирилла разрешается только через эзотерические, какие-то оккультные модели, построения, которые не имеют отношения к христианству.
— Можете привести пример?
— Недавно одна частная фирма выпустила огромный тираж оберегов, напоминающих по форме обереги, которые в используются в игре Warhammer. Интересно, что несколько тысяч этих предметов освящались в алтаре Главного храма Вооруженных сил Российской Федерации в парке «Патриот» под Москвой. Они были предназначены для того, чтобы оберегать на фронте бойцов, технику от вражеских снарядов и пуль. Для православной традиции обереги вообще не характерны, это всегда воспринималось как элемент язычества, магии, в данном случае боевой магии. Но на войне все средства хороши, и РПЦ уже не чурается того, чтобы использовать любые механизмы, в том числе и чисто оккультные.
Раньше я много писал о том, что мировоззрение патриарха Кирилла формировалось в 60-70-е годы, в эпоху так называемого шестидесятничества, под влиянием весьма модных тогда увлечений эзотерикой. Известен сюжет о том, что он подружился с целительницей Джуной, которая в конце 70-х и 80-х годов стала придворной целительницей, часто бывала в Кремле, помогала Брежневу. Это все очень увлекало будущего патриарха. Есть фотографии, как он участвует в спиритических сеансах, где Джуна передвигает какие-то предметы.
Он, конечно, дитя своей эпохи. Его мировоззрение — своеобразный микс неких советских представлений, позднесоветской эзотерики и отдельных элементов христианской риторики. Даже не богословия, не толкования Священного Писания, а именно лозунгов, связанных с русским национальным патриотическим православием.
Есть известный профессор богословия отец Кирилл Говорун. Он был помощником патриарха Кирилла, работал в Москве, в Киеве, был заместителем председателя учебного комитета Московской Патриархии, а сейчас работает в Швеции. Отец Кирилл сформулировал идею о том, что учение Русского мира, которое продвигается сейчас РПЦ — это, на самом деле вариант манихейства, древнего гностического учения о том, что мир и все бытие основано на двух равных началах: условно говоря, на добром и злом или, как Дугин их называет, суша и море. На языке кремлевской пропаганды это называется Русский мир и Запад. Причем первое начало наделяется всеми позитивными характеристиками, а второе — всеми негативными.
Борьба между ними носит вселенский и эсхатологический характер, от нее зависит наступление конца времен и вообще выживание человечества. В этих категориях патриарх и другие иерархи Московской Патриархии оправдывают СВО и призывают церковных людей к более активному участию в ней. С христианской точки зрения, как мне представляется, все это оправдать невозможно: «Блаженны миротворцы», «Тот, кто поднимет меч, от меча и погибнет», «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» – в этом же состоит евангельский посыл. Здесь же мы имеем дело с чем-то иным: с манихейством, оккультизмом, какими-то элементами язычества, которые проявляют силу обожествления собственной страны и своего народа.
В документе, принятом в марте этого года Всемирным Русским Народным Собором, председателем которого является патриарх, а в состав руководящего органа этого собора входит более 80 епископов РПЦ, говорится о том, что смыслом жизни для всех этих людей является Россия, ее интересы и культура. Только Россия обеспечивает то, что весь мир не сваливается в пропасть зла, сатанизма, что он еще до сих пор не погиб, что не разразилась какая-то вселенская катастрофа. Я вижу в этом приписывание России, русской культуре, русскому народу атрибутов Бога. В этом смысле это, конечно, языческая парадигма. Это создание идола, которому призывается воздавать поклонение вместо Бога.
— А это действительно можно назвать феноменом именно путинского периода? Разве русское православие не всегда жило в состоянии такого синкретизма?
— Да, конечно, назвать можно. Эта эклектика состоит из хорошо известных элементов, и я не вижу какого-то абсолютно уникального, привнесенного только путинским временем, идола. Но композиция деталей, из которых составлена эта амальгама, может быть уникальна для нашего времени, для современной России. Сами по себе элементы, конечно, хорошо изучены, известны и в истории культуры, и в религиоведении, в истории религиозных идей, философских идей. Идеи там в основном довольно примитивные. Там нет какой-то очень глубокой, развитой идеалистической философии, которая была хотя бы в советские времена, коммунистической идеологии. Нынешний конструкт более примитивный.
Отдельные его элементы мы с вами уже проговорили. Это манихейство, в том числе дугинская интерпретация, основанная на евразийстве учителей Дугина — Генона и Эволы. Обычно он ссылается на этих двух мыслителей. Отчасти это язычество племенного свойства, на Западе его называют трайбализм, когда обожествляется не небесная сущность и не абстрактная идея, а свое национально-территориальное начало. Оно наделяется божественными свойствами и ему поклоняются как Богу. Есть еще элементы, представленные на уровне эмоций, какие-то советские остаточные пережитки, ностальгия, ресентимент.
От христианства взяты некоторые обряды и некоторые лозунги, но сердцевина христианства, евангельский дух и заповеди Евангелия оттуда, конечно, изъяты.
У меня была статья, о том, как произошла эволюция в историческом православии, в РПЦ в частности, заповеди «Не убий», которую смогли трактовать в значении, наоборот, «Убий». Истоки этой реинтерпретации восходят, конечно, к Византии, но апофеоза это достигло в наши времена.
Есть такие богословские и логические приемы, которые позволяют подобным образом обращаться с очевидными, достаточно прямолинейными библейскими императивами.
Например, на встрече с православными мирянами заслуженный профессор РПЦ Осипов Алексей Ильич, 50 лет преподававший в Московской Духовной Академии, который считается высочайшим богословским авторитетом в нынешней РПЦ, очень трогательный дедушка, неожиданно заявил, что убийством не называется любое лишение жизни. Если лишение жизни совершается с высокой благой целью и с послушанием Богу, то это не убийство. Убийство же — это только греховное действие, с какой-то негативной целью, побуждаемое греховными страстями. Если греховных страстей нет, нет негативной цели, значит, мы это не называем убийством. Вот простейший пример такого приема перетолкования явной божественной заповеди в противоположном смысле.
— Анализа я не проводил, но мне кажется, что в проповедях патриарха еще и участились ссылки на Ветхий Завет. Помните, на «Спасе» ссылались на Иисуса Навина, чтобы объяснить, почему СВО — это священная война? Как будто Нового Завета уже и нет.
— Да-да. Каналом «Спас» был снят многосерийный фильм с участием Бориса Корчевникова и священника, который окормляет МГИМО, под названием «Война и Библия». Все серии построены на ветхозаветных аллюзиях: на отождествлении украинского народа с филистимлянами, с разными племенами, населявшими Палестину, а русского народа — с еврейским ветхозаветным народом, который с послушанием Богу идет освобождать Святую Землю от этих ужасных племен, которые там творят мерзости, и которых Бог сам же велел полностью истребить. Тот же Бог, который дал заповедь «Не убий!», повелел истребить все эти племена.
Действуя по аналогии, русский народ, получается, тоже никого не убивает, а просто истребляет племена, неугодные Богу. Этот мотив русского народа и российской армии как бича Божия, как некоего орудия в руках Бога, которым Бог наказывает отпавших от него украинцев, я постоянно слышу в проповедях на уровне даже епархиальных епископов, приходских священников: «бич Божий — это же архетип христианской культуры, который всегда присутствовал, почему мы не можем сейчас его применить к этим военным действиям?».
Но христианский подход состоит именно в том, и это подход, догматизированный Вселенскими соборами, что Ветхий Завет понимается в христианстве только через призму Нового Завета, что мы его воспринимаем как совокупность прообразов, намеков, символов, которые были не вполне понятны в тот момент, когда они появились, но стали понятны, когда на землю пришел сам воплотившийся Бог и показал, как эти образы осуществляются. Он в себе эти образы исполнил, поэтому они получили совсем новое звучание. В отрыве от Христа правильно интерпретировать Ветхозаветные образы, конечно, невозможно. Такова христианская точка зрения. Понятно, что иудаисты по-другому на это смотрят.
— История Корчевникова — это отдельный разговор. Он ведь был вполне либеральным журналистом, который после обнаружения у себя опухоли мозга, ударился сначала в религию, а потом — в путинизм. Это тоже характерный для сегодняшнего времени феномен, когда обращение к церкви почему-то неизбежно приводит человека к Путину. Почему так происходит?
— Нечто подобное произошло с Роммелем (речь о православном блогере и «герое СВО» Клауде Роммеле, — прим. редакции). У него это выразилось не на уровне рака мозга, а на уровне психиатрического заболевания. Он сменил идентичность.
Он искренне убежден в том, что человек, которым он был раньше, совершил самоубийство в 18-летнем возрасте и отдал свое тело Роммелю. Поэтому он начал жить как новый человек, с новым именем, уже воцерковляясь, то есть совершенно иным образом, чем жил тот человек, в теле которого он находился до 18 лет. То есть вы думаете, что дорога к путинизму лежит через рак мозга или шизофрению?
— Я так не думаю, конечно, хотя есть занятные исследования о том, как структура мозга влияет на склонность человека, например, к консерватизму.
— Все-таки здесь есть риск скатиться в голую биологию, рядом с которой находится уже и евгеника. Если объяснять чисто моральные феномены популярной биологией и строением коры головного мозга, то получается, что человек не несет никакой ответственности за свои преступления. Если все связано только с корой, значит, она за все и отвечает, а ведь кора — это просто материя. Бездушная и безответственная.
— Согласен. Вы упомянули Дугина и его ссылки на Генона. Забавно, что философ, который позиционирует себя как голос русского мира, постоянно ссылается на человека, который построил свою идентичность вокруг ислама. Генон же был своего рода криптомусульманином. Что вы об этом думаете?
— Насколько я читал биографию Генона, он был даже не криптомусульманином, а членом некого суфийского ордена в Каире и прибегал к разным практикам этого ордена. Он не скрывал этого и даже занимался их популяризацией, принес их на Запад. Это, скорее, ислам сектантского типа, к которому официальный суннизм относится с недоверием. Суфийские практики — это все-таки тоже эзотерика и эклектика в исламе. Считается, что христианство оказало большое влияние на эти практики, исихазм в частности.
Действительно, ислам, не в обиду мусульманам пусть это будет сказано, более комплементарен той идеологии, которая предлагается в качестве православия современной России. В свое время я любил цитировать цепочку высказываний Путина и патриарха Кирилла о том, что ислам ближе нам, русским людям, чем западное христианство. Вроде бы первым эту идею декларировал Путин лет 12-15 назад, а потом, ссылаясь на него, патриарх Кирилл заговорил точно так же. «Я полностью согласен с нашим президентом, — сказал он как-то в Казани, — что исламская традиция нам ближе и понятнее».
Для патриарха догматы Святой Троицы, Боговоплощения — это какие-то абсолютные абстракции. Не знаю точно, насколько он серьезно к ним относится и насколько глубоко их понимает, но вот такая категория как «традиционные ценности», некий такой консерватизм поведения, единство народа, способность сплотиться вокруг вождя — это для него более понятные, более близкие категории.
С этой точки зрения, конечно, он видит сходство ислама с этой имперской, шовинистической, воинственной религией, которую он проповедует, в большей степени, чем сходство с западным христианством. С точки зрения культурологии тут можно наверное о чем-то спорить, но с точки зрения религии, богословия, догматики это конечно чрезвычайно дико звучит, потому что краеугольный камень христианства — это личность Иисуса Христа. Мы постоянно читаем в Евангелии, что тот, кто не принимает Сына, воплотившегося Сына Божия, тот не принимает и Отца.
В православии есть огромная традиция критики, даже анафематствования ислама именно из-за того, что он не принимает Христа как воплотившегося Бога, а считает его простым пророком, причем низшим, чем пророк Мухаммед, который вел совсем другой образ жизни, чем Иисус Христос. В этом смысле получается, что ислам более комплементарен, и если Россия будет дальше двигаться по такому идейно-психологическому пути, то, пожалуй, ислам имеет там больше перспектив, чем христианство. Другое дело, что официальная РПЦ не держится за это христианство, она готова адаптироваться к государственной идеологии и, в общем, воспринимать те идеи, которые мог бы принести ислам.
Пока у патриарха Кирилла и, видимо, его окружения есть надежда на то, что они и без ислама этот дискурс возьмут в свои руки. Но так по-честному, да, вы правы, он более был бы комплементарен в рамках исламской традиции.
— Еще актуально говорить о противостоянии башен в РПЦ или власть патриарха консолидирована полностью?
— Когда-то, до СВО, действительно были, условно говоря, национал-патриотическая башня и чуть более либеральная, которую представлял митрополит Иларион Алфеев и группа интеллектуалов, которую олицетворял Кураев. Помните классическое высказывание Илариона Алфеева о том, что «история сделала крутой поворот, я в этот вираж не вписался и оказался на обочине»? Это намек на то, что он действительно придерживается немножко других идеологических ориентиров.
Была очень острая дискуссия о Сталине как раз в предвоенные годы в РПЦ. Когда это было еще не опасно, то часть интеллектуалов церковных и даже иерархов позволяли себе критику Сталина. Их было абсолютное меньшинство, это была довольно экзотическая точка зрения. Все-таки постепенно почитание Сталина, всяческое уважение к нему стали доминирующей официальной точкой зрения. У людей есть интуиция, что Путин — это в какой-то степени Сталин сегодня, поэтому если мы будем честно как-то пытаться разбирать феномен Сталина, как бы ни бросить тень на Путина. Поэтому лучше эту тему не трогать и просто демонстрировать уважение к Сталину, хотя есть и фанатичные сталинисты.
Был такой Ветлужский епископ Августин, сейчас он, по-моему, на покое, который прямо говорил проповеди с всяческими восхвалениями, дифирамбами Сталину. Или епископ Ржевский освящал памятник Сталину. По этому разлому шла дискуссия. Но сейчас там настолько все заморожено, что, мне кажется, говорить о противостоянии каких-то башен внутри РПЦ — это уже неактуально.
— Сталин — важная часть пантеона РПЦ. Расскажите, как он появился на иконах?
— Его разными способами помещали. Матрона — самый «канонический» способ. Когда первый раз это попытались сделать где-то под Петербургом в начале нулевых годов, был там игумен-сталинист Евстафий, по-моему, уже покойный. Он в свой сельский храм заказал такую икону, на которой был запечатлен апокрифический сюжет, как Сталин приходит советоваться к блаженной Матроне, как выиграть войну. Блаженная Матрона сидит на кушетке, а Сталин в такой благоговейной позе перед ней стоит. При этом Матрона была с нимбом, Сталин без нимба. Наверное, какие-то аналогии в истории иконописи можно найти. В Византии часто изображали не канонизированных императоров на иконах.
Весь культ блаженной Матроны, как я считаю, на 90% мифологический. Мифологический — в плохом смысле слова, то есть вымышленный, сказочный. Он формировался на моих глазах, начиная с конца 90-х годов, потом в нулевые, в десятые годы. Именно главный нерв, изюминка этого культа была в том, чтобы «воцерковить» Сталина. Сама блаженная Матрона, какой бы она ни была великой подвижницей, играет вспомогательную роль в этой мифологии. Она где-то там на подхвате находится. Она молится за победу Красной Армии. Она благословляет Сталина. То есть она как бы мистически, духовно обслуживает этот режим, этот культ, эту личность Сталина и позволяет церковным людям, которые не принимали эту личность как виновника репрессий, как виновника гибели миллионов новомучеников российских, его «воцерковить».
Постепенно стала фигурировать другая икона, посвященная уже Великой Победе. Не столько Матроне, сколько вообще Великой Победе как таковой. Ведь победу послал Господь на праздник Пасхи 1945 года — все это было не просто так. На этой иконе запечатлены все маршалы, все военачальники Победы Красной Армии 1945 года. Есть сонм святых, которые либо покровительствовали Красной Армии, либо жили в то время и прямо благословляли действия Сталина и Красной Армии, как святитель Лука Войно-Ясенецкий, лауреат Сталинской премии, которого Московская Патриархия канонизировала.
Эту икону обычно приносят коммунисты в дни памяти Сталина на Красную Площадь, на его могилу. Вот там можно видеть много фотографий этой иконы Великой Победы. То есть обычно люди, когда поклоняются этой иконе, те, кто собираются на эти мероприятия, лобызают прямо изображение Сталина, который там в центре находится. Хотя задумана икона ради почитания тех святых, которые наверху там где-то незаметно изображены, но центральной реальной фигурой является Сталин.
Ну и, наконец, следующим шагом в его иконографии было появление изображения вообще с нимбом, как святого в православной церкви, и появление соответствующей мифологии, что война настолько глубоко преобразила личность Сталина, общение со святыми, блаженной Матроной, настолько сильно на него повлияло, что произошла прямо вот такая радикальная метанойя. Он якобы покаялся во всем, что он делал до войны под влиянием злых сил. Это же он не добровольную репрессии организовал, это все был заговор. Просто Сталин еще не мог разобраться, не имея какой-то духовной опоры и защиты в лице святых, которая через покаяние достигается.
После войны, после его покаяния и обращения он получил эту духовную защиту и поэтому уже не находился в подчинении темных сил, а восходил из силы в силу, принял монашество и даже по некоторым легендам стал тайным православным епископом. Эти люди, которые принимают такие легенды, конечно, не чувствуют уже внутри себя какого-то препятствия для того, чтобы почитать его в лике святых. Я видел его иконы, где он в омофоре епископском изображен. Самые-самые разные существуют легенды. Но исток этих легенд, конечно, — вымышленное житие блаженной Матроны.
Теперь еще многие ссылаются на иконографию Главного храма Вооруженных сил, где есть фрески, мозаики с абсолютно мифологическими сюжетами, никак историческими источниками не подтвержденными, о том, что именно обращение Сталина, именно воцерковление народа, участие православной церкви привело к перелому войны, к победе, что были крестные ходы на самолетах, что было явление Богородицы в Сталинграде. Вся эта мифология, ни на чем не основанная, теперь как бы канонизирована на стенах этого замечательного патриаршего храма. Это тоже авторитетный источник.
— А вы там были, кстати?
— Нет, я не успел там побывать. Наверное, мне стоило это сделать. Но я уже довольно давно уехал из России. Вообще это место настолько мрачное, темное, что надо еще было собраться с духом, чтобы туда поехать. Но я дистанционно все это внимательно изучал, писал об этом, брал комментарии разных экспертов, участников строительства этого храма. В общем, как-то я в эту тему погружен. Но, к сожалению, на расстоянии.
— Насколько я понимаю, долгое время пристанищем для оппозиции внутри церкви была Русская православная церковь заграницей, и вы, насколько я знаю, тоже являетесь ее прихожанином. В каком статусе она находится сейчас? Кажется, и ее РПЦ пытается подмять под себя.
— Значительную часть зарубежной церкви РПЦ уже подмяла под себя в 2007 году, когда был подписан акт о каноническом общении. Это была одна из успешных спецопераций, которую инициировал Путин еще в 2003 году, когда он посетил архиерейский синод РПЦЗ в Нью-Йорке. Основным консультантом Путина по этому делу был тогда еще архимандрит Тихон Шевкунов. На это дело Путин даже получал благословение великого духоносного старца Иоанна Крестьянкина, ныне покойного, который жил в Псково-Печорском монастыре, куда Путина возил отец Тихон Шевкунов. Иоанн Крестьянкин давно и очень в резких выражениях ругал русскую зарубежную церковь. Я читал его проповедь начала 90-х годов, где он называл ее безблагодатной, сатанинской, ужасным расколом, который ведет людей к погибели. То есть в самых экспрессивных выражениях ругал зарубежную церковь.
Но, знаете, еще в 90-е годы, когда начался поток новой эмиграции из России на Запад, и эта эмиграция была уже не диссидентской, не оппозиционной, она была в основном экономической, колбасной, и так далее, многие приходы зарубежной церкви в Европе, особенно в Германии, оказались переполнены новыми эмигрантами, которые не понимали сути противоречий между РПЦЗ и Московской Патриархией, не воспринимали эти противоречия, которые сохраняли общение со своими родственниками, друзьями в России, с Московским Патриархатом.
Поэтому именно в германской епархии еще в 90-е годы начался процесс моральной капитуляции. Православная церковь заграницей, если вы заметили, экономически намного больше зависит от своих прихожан, чем в России. В России церковь опирается на поддержку государства и крупных олигархов, госкорпораций, и может не считаться с мнением рядовых прихожан. На Западе же экономическая основа — это рядовые прихожане. Когда меняется их социальный состав, иерархия вынуждена идти на поводу у этого. Поэтому именно берлинский и германский архиепископ Марк стал промоутером процесса капитуляции зарубежной церкви перед Московской Патриархией, что надо уже заканчивать этот раскол, уже Советского Союза не существует, давайте договариваться, искать какой-то компромисс.
Постепенно в этот процесс вовлеклись другие иерархи, был отправлен неканоническим образом в нарушение устава в отставку престарелый митрополит Виталий, первоиерарх Русской зарубежной церкви, который был против подчинения Московской Патриархии. В общем, в 2007 году этот процесс дошел до конца. Большинство епископов РПЦЗ подписало вот эту унию, как ее там называют, то есть акт о капитуляции перед Московской Патриархией.
Митрополит Лавр там поставил свою подпись. Не прошло и года, как митрополит Лавр скончался при загадочных обстоятельствах. Говорят, он сильно сомневался в правильности совершенного поступка, потому что это, в общем, рассматривается как предательство тех идеалов и принципов, на которых зарубежная церковь была построена и которым всю свою жизнь сам Лавр посвятил. На низовом уровне, на уровне приходов и рядового духовенства почти половина зарубежной церкви не поддержала этот акт и не пошла в юрисдикцию Московского Патриархата. Эта часть, которая до сих пор не признает над собой власть Москвы, организационно очень дифференцирована. У нее нет единого центра.
Кстати говоря, это и хорошо, потому что на единый центр всегда легче давить, чем на децентрализованную структуру, где нет единого синода, где только малые разные соборы епископов. Сейчас я насчитываю 17 православных юрисдикций, которые происходят от Русской зарубежной церкви и не признают Московский Патриархат. Некоторые из этих юрисдикций друг с другом общаются на равных, наводят мосты, как между, допустим, поместными православными церквами. Некоторые не общаются. Это очень пестрая картина, разнообразная, можно на любой вкус выбрать себе юрисдикцию. Примерно половина русской зарубежной церкви продолжает такое существование. С некоторыми осколками Московская Патриархия и российский режим продолжают бороться.
Например, было очень громкое дело в Суздале, где находится центр одного из таких осколков Русской зарубежной церкви. Там у него отобрали все исторические храмы, которые были переданы в 90-е годы, отобрали даже мощи святых, причем это было в безобразной форме, с участием спецназа, судебных приставов, с избиением митрополита, священников, прихожан. Насильственным образом в 2015 году это произошло.
Все-таки в каком-то полуподпольном статусе эти осколки до сих пор существуют. Поэтому альтернатива московской патриархии, конечно, есть, но ее довольно трудно найти, особенно внутри России. Поэтому такие авторитеты, как Андрей Кураев, Алексей Уминский, которые покинули Московскую Патриархию не по своей воле, все чаще говорят о том, что религиозность и православное благочестие в наше время переходит на какой-то более индивидуалистический уровень, как это было в катакомбной церкви в советские времена, в подпольной церкви, когда у нас уже редко бывает возможность собираться вместе, тем более строить храмы.
Но для нас все-таки важно не храм иметь, это атрибут имперского православия, для нас важнее исполнять заповеди Евангелия, вести какую-то духовную жизнь, молиться, а это можно делать и в домашних условиях, даже гораздо лучше, чем в условиях храмов. Все-таки, знаете, то наследие, которое зарубежная церковь хранила в течение 80 лет эмиграции, которое отчасти московской патриархии досталось, — это наследие имперского православия. Все это великолепие, которое было создано благодаря очень губительному для православия союзу церкви и государства, так называемой православной империи.
Сейчас, когда этот союз завершен, конечно, церковная жизнь должна протекать в других формах. Она должна быть более такой домашней, более уютной, ламповой, если угодно. Она не должна иметь такие грандиозные, пафосные формы с огромными помещениями, золотом и бесконечным имперским великолепием. То есть мы вернулись в катакомбную эпоху, в доконстантиновскую, в которой церковь существовала до того, как Римская империя обратилась к Христу на уровне императора. Так что это не так плохо, по-моему. Это соответствует логике истории.