15 августа доносчица Анна Коробкова (или человек под таким псевдонимом) написала на почту «Можем объяснить». Она пожаловалась, что после признания «Дождя» нежелательной организацией оттуда «пропали все эксперты из России». «До этого «Дождь» давал мне основную массу объектов для доносов», – объяснила Коробкова и сообщила, что намерена заняться «чисткой телеграм-каналов». «Удивительно, что вы до сих пор не признаны иноагентом», – обратилась Коробкова к одному из журналистов «МО».
Воспользовавшись случаем, «МО» предложил Коробковой поговорить о мотивах и результатах ее деятельности, а еще о ее детстве, семье, основной работе и о Боге. Доносчица отказалась общаться по телефону. «Могу вам дать интервью только письменно. В настоящее время в России доносчику крайне опасно показывать свою личность. С моей стороны была в доносительстве развита настолько большая активность, что я опасаюсь за себя», – написала она в ответ на запрос об интервью.
Подтвердить личность Коробковой «МО» не удалось, но ее электронная почта совпала с той, которую в начале месяца опубликовал адвокат Калой Альхигов, ставший очередной жертвой доносчицы. Собеседница «МО», отца которой вызывали в полицию по доносу Коробковой, рассказала, что в документах заявителем была указана именно гражданка Коробкова А.В. По ее словам, они с отцом обращались к знакомому полицейскому, который подтвердил, что заявление поступило от реального гражданина – не сотрудника центра «Э».
Скорее всего Анна Коробкова – это псевдоним, а ее почта была создана специально для доносов. Судя по количеству написанных обращений, под этим именем могут скрываться сразу несколько человек. Закон не запрещает подавать обращения в органы власти под псевдонимом за исключением сообщений об уголовном преступлении, сказал «МО» юрист, автор телеграм-канала «Вопросы местного значения» Артем Клыга. О доносах Коробковой по уголовным статьям «МО» не известно.
Сама доносчица утверждает, что Анна Коробкова — ее настоящее имя и, что она пишет доносы не только по административным статьям. «На уголовную статью наговаривают намного реже, чем на административную. Поэтому доносов об уголовных преступлениях от меня было гораздо меньше, но они есть», — сказала Коробкова в беседе с «МО».
«Порядок подачи письменного заявления о преступлении регулируется УПК. Такое заявление не может быть анонимным. В нем необходимо указать ФИО и адрес регистрации заявителя. Дополнительно можно указать телефон и электронный адрес почты. Заявитель расписывается о том, что он предупрежден об уголовной ответственности за заведомо ложный донос и ставит свою подпись под заявлением. Иные обращения в органы власти подаются в порядке ФЗ-59. В таких обращениях можно указывать минимальный набор данных: ФИО и электронную почту. Причем как первое, так и второе можно выдумать: никто не будет проверять подлинность указанной информации. Никакой ответственности за указание ложных сведений также не предусмотрено», – объясняет Клыга.
В теории, Коробкова может оказаться коллективным «товарищем майором», но для возбуждения административных дел или признания иностранными агентами не всегда нужно заявление неравнодушного гражданина. «Для этого есть иные способы. Устные сообщения, информация из СМИ и другое», – говорит Клыга. Его также смущает пристрастие Коробковой вступать в личные переписки со своими жертвами и журналистами: «Обычно полиция этим не занимается. Времени нет».
С начала войны в Украине по ее собственным словам Анна Коробкова написала больше тысячи доносов на своих сограждан, выступающих против вторжения. Она стала известна в апреле этого года после того, как потребовала признать иноагентами несколько ученых. Одна из ученых – антрополог Александра Архипова — увидела в доносе адрес электронной почты Коробковой и решила расспросить доносчицу о ее целях и мотивации. «Я – профессиональный неоплачиваемый доносчик. Доносительство у меня в крови», – ответила Коробкова. По словам доносчицы, ее дед был осведомителем в НКВД во время Великой отечественной войны. Целью доносов она назвала «создание атмосферы страха». В мае Архипову признали иноагентом.
В июне по доносу Коробковой в дискредитации армии обвинили Аллу Фатхелисламову — мать погибшего в Белгородской области срочника. Поводом для доноса стало ее интервью «Новой газете Европа». В том же месяце по доносу Коробковой оштрафовали на 100 тыс руб за дискредитацию армии главу Екатеринбургского «Мемориала» Алексея Мосина. В августе адвоката Калоя Альхигова вызвали в центр «Э», чтобы прокомментировать донос Коробковой в ФСБ. Кроме правозащитников и ученых среди жертв Коробковой есть писатели, врачи и даже пленные военнослужащие. О доносе Коробковой сообщали и подписчики «МО».
Ни дня без доноса
Коробкова пишет доносы со скоростью от 2 доносов в день. «Согласно моему реестру с 24 февраля 2022 года по 23 августа 2023 года мной направлено 1320 доносов. Число доносов заметно колеблется по месяцам. Например, за май 2023 года послано 68 доносов, за июнь — 105 доносов, за июль — 70 доносов», – рассказала доносчица.
«Число доносов зависит не от меня, а от того, сколько объектов для доноса я выявлю в СМИ-иноагентах. Например, до недавнего времени основная часть доносов шла на выступления на “Дожде”. Недавно “Дождь” признали нежелательной организацией и там перестали выступать жители России (за выступление положен штраф по ст. 20.33 КоАП РФ). Сразу число доносов у меня снизилось. В мае 2023 года украинский канал перестал публиковать интервью с российскими военнопленными, это тоже привело к сокращению числа доносов. Теперь я просматриваю контент на ютубе 2 дня, а потом 5 дней отдыхаю», – говорит Коробкова.
Терминология: донос, жалоба или заявление?
Почему вы называете себя доносчицей? Разве это слово не имеет негативную окраску?
К слову донос я отношусь положительно. Заявление – это любое обращение, например, заявление о приеме на работу. Жалоба – это просьба гражданина о восстановлении его нарушенных прав. То есть если я пишу, например, в орган власти заявление с просьбой обязать моего работодателя выплатить мне задержанную зарплату – это жалоба. Я же предпочитаю использовать понятие донос – это сообщение о совершенном нарушении, которое не содержит личной просьбы. Это слово лучше подходит к моим обращениям – я же не прошу в них чего-либо для себя лично.
О семье и детстве
Вы говорили, что ваш дед был осведомителем в НКВД. Расскажите о нем и его жизни. Ваш дед — ваша ролевая модель?
Мой дед вызывал у меня осторожное восхищение. Выходец из зажиточной советской семьи специалистов (у них был двухэтажный собственный дом, все его братья получили высшее образование), он в конце жизни работал преподавателем в нескольких техникумах, отличался трезвостью. К 1983 году он скопил на преподавательской работе более 10 тысяч брежневских рублей. Человек это был исключительно честный — он не принимал никаких подношений, хотя ему пытались поднести.
В детстве мне не очень нравилась его деятельность по написанию доносов. Но постепенно мне стало понятно, что доносительство — это важный путь к изменению общества.
Обижали ли вас сверстники? Разбирались ли вы сами или жаловались учителям?
У меня почти не было друзей в школе. Например, в 10-м классе две трети класса, где мне пришлось учиться, написали на меня заявление администрации школы с просьбой меня исключить из школы. Ранее в 7-м классе мне пришлось сменить класс из-за того, что сейчас называют буллинг: помогла мне учительница, которая была в этом классе классным руководителем. Чаще мне удавалось решить со сверстниками проблемы самостоятельно, без помощи учителей.
Как родные относятся к вашей деятельности?
Я не состою в браке, у меня нет детей. Есть мать-пенсионерка. Она знает о моей деятельности и ее одобряет, но в ней не участвует.
О работе и коллегах
Где вы работаете и как к вашему активизму относятся на работе?
Я — преподаватель. О месте моей работы говорить не буду. Но помимо моей матери никто не знает о том, что я пишу доносы.
Когда вы поняли что рассказывать компетентным органам — лучший способ профилактики и наказания?
Длительное время мной практиковались только бытовые жалобы — с просьбой чтобы мне дали то-то или то-то. Несколько лет назад у меня был конфликт с администрацией одной образовательной организации, где мне довелось преподавать. Тогда мне не удалось добиться сохранения там места. И тогда мной было принято решение начать писать уже не жалобы с личными просьбами, а писать доносы, в которых указывать на нарушения закона, которые меня не касаются. И оказалось, что такая общественная деятельность приносит удовольствие — очень приятно, когда по моему обращению, например, перестают хамить посетителям в организации.
Я не соглашусь, что доносы — лучший способ профилактики нарушений. Лучший способ профилактики — это создание у людей уверенности, что нарушение закона будет немедленно и ощутимо наказано. А доносы просто создают атмосферу страха — потенциальный нарушитель боится, что на него донесут и потому не нарушает. Мне это стало понятно во время работы в сфере образования, когда наглые руководители образовательных организаций вдруг оказывались невероятно трусливыми перед вышестоящим начальством.
О взаимодействии с силовыми структурами
Бывали ли вы когда-то в зданиях федеральных силовых ведомств, на Лубянке?
В зданиях федеральных силовых ведомств мне не приходилось бывать ни разу.
Периодически сотрудники полиции выходят со мной на контакт. Каждый раз в рамках рассмотрения моего доноса. Контакт выражается в просьбе ответить на вопросы, прислать ссылку на противоправное выступление лица, на которого мной послан донос. То есть это такое уточнение информации.
Почему вы не хотите работать, например, в центре «Э»? Там бы вам платили за вашу деятельность.
Работа в органе полиции меня не привлекает по ряду причин. Первая причина — у меня достаточно сбережений, чтобы не браться за работу лишь потому, что там платят деньги.
Вторая причина — в центре «Э» меня посадили бы за компьютер — мониторить интернет и составлять протоколы в отношении граждан, проживающих на территории действия центра «Э». Я пишу доносы на людей из разных мест России (в основном из Москвы). В Центре «Э» мне придется искать прокиевских лиц только на территории моего города.
Третья причина — каждый рапорт придется согласовывать с начальством. Сейчас я ни с кем не согласовывают вопросы куда и на кого писать. Например, пишу на работу, чего сотрудник полиции себе не позволит.
К тому же значительную часть граждан Центр «Э» привлекает не за прокиевские высказывания и не за прокиевские материалы. Это те, кого даже «Сова» (тот самый центр, который недавно ликвидировали) считает привлеченными правильно.
О мотивах
Что превалирует в ваших мотивах: желание наказать, предотвратить, избавить страну от чуждых элементов, желание показать пример остальным?
У меня всего один мотив — я не хочу платить репарации. Именно этот материальный мотив заставляет меня поддерживать политику Путина.
Я хорошо помню как в 90-е годы Россия платила царские долги французам, а на этом фоне моему деду не платили компенсацию, а его сбережения разом обесценились. У меня сейчас около 3 млн сбережений и я не хочу, чтобы они обесценились. Поэтому я доносами создаю в российской оппозиции атмосферу страха, чтобы никто не мешал властям России делать то, что они делают.
Я знаю из иностранных СМИ и из СМИ-иноагентов аргументы украинской стороны и аргументы российской оппозиции, но я принципиально исхожу из того, что специальная военная операция абсолютно правильная. Поэтому я наказываю всех, кто выступает против специальной военной операции. Например, мать погибшего срочника дала интервью ныне нежелательной «Новая газета Европа» — от меня прилетел донос. Меня не интересуют доводы этой матери, для меня главное то, что она помогла СМИ, которое выступает против специальной военной операции.
Я не рассматриваю никакую критику в отношении ВС РФ, потому что мой мотив материален. Для меня все, что делают ВС РФ абсолютно правильно. Потому что поражение ВС РФ лишит меня моего благополучия. Какие бы кадры не показывали СМИ-иноагенты, какие бы свидетели там не выступали — я буду поддерживать ВС РФ.
Оцениваем результаты
Какой процент ваших доносов стал результативным?
Результативность доносов трудно оценить. Я могу назвать, сколько людей наказали по моим доносам — выговор, увольнение с работы, административный штраф и т.п. Но тут есть такой момент — не обо всяком наказании мне сообщают. Кроме того, как заметила антрополог Александра Архипова (иноагент), например, после моих доносов многие преподаватели вузов никакого наказания не понесли, но перестали выступать в СМИ-иноагентах.
Прекращение выступления в СМИ-иноагенте — это результат, но непонятно почему преподаватель прекратил выступать: из-за указаний руководства после моего доноса или из-за того, что преподавателя перестали приглашать в СМИ-иноагент. Или, например, от меня были обращения с просьбой признать «Дождь» нежелательной организацией, а доцента МГУ Михаила Лобанова иноагентом. В итоге признали
«Дождь» нежелательной организацией, а Лобанова иноагентом, но непонятно по моим ли доносам.
Главный результат моих доносов — атмосфера страха, которую они создают. Это как подводные лодки — число потопленных ими судов невелико, но они создавали у противника атмосферу страха. А российскую оппозицию запугать легко.
Часто ли получаете отписки, насколько к вам прислушиваются в органах?
Отписки бывают очень часто. Поэтому приходится писать жалобы на отписки в вышестоящие инстанции. На «Екатеринбургский Мемориал» составили протоколы только после моих жалоб на бездействие екатеринбургской полиции Президенту России.
Кто из известных людей был наказан после ваших доносов?
Из известных людей не могу никого назвать, кого наказали после моего доноса. Из организаций могу назвать «Екатеринбургский Мемориал» (был оштрафован после моего доноса) и Московскую Хельсинкскую группу (ее сайт заблокировали после моего доноса).
Получаете ли вы награды за вашу деятельность?
Никаких наград за мою деятельность не было. Только в некоторых ответах на доносы были слова устной благодарности.
Об угрозах
Сталкивались ли вы с хейтингом со стороны недовольных вашими доносами? Как вы с ним справляетесь?
Особого хейтинга в мой адрес до последнего времени не было. Было несколько недовольных писем от объектов доносов. После того, как Калой Ахильгов опубликовал мой электронный адрес, мне за пару дней пришло около двух десятков писем с оскорблениями в мой адрес, с угрозами в мой адрес, с обещаниями меня «казнить». Было даже письмо от представителя запрещенной в России религиозной организации, где тот меня снисходительно уговаривал покаяться. Эта кампания хейтинга продержалась пару дней. Для защиты психики использую простые методы — в определенные дни не смотрю новости, езжу в лес за ягодами и грибами, смотрю легкие видео, например, «Симпсонов».
О Боге
Вы верующий человек? Как вы относитесь к высказыванию не суди да не судим будешь?
Я человек православной веры. «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы» — это цитата из Нагорной проповеди. Как и любую цитату ее надо понимать по контексту. Было бы неверно считать, что эта цитата означает запрет правосудия или запрет на доносительство.
Кроме того, важно понимать, что доносчик – это не судья. Доносчик не судит, то есть не выносит решение о наказании. Доносчик только сообщает властям, что такой-то человек совершил такое-то правонарушение. А уже наделенный полномочиями (собирать доказательства, допрашивать свидетелей, назначать экспертизы) представитель власти принимает решение о том, наказывать или не наказывать. Доносчик не наделен такими полномочиями и потому от доносчика никогда не требуют, чтобы он признавал кого-то виновным.
Угодна ли Господу ваша деятельность?
Не могу сказать угодна ли Господу моя деятельность. Я знаю, что в Библии доносчики прямо не осуждаются. Во всяком случае ни одного примера в Библии, где бы осуждался донос или указывалось бы, что сообщение властям о нарушении закона является грехом, – мне неизвестно.
Как вы относитесь к истории про Иуду?
Как верующий человек, я верю в то, что Иуда существовал. Что касается поступка Иуды, то в Евангелии разве сказано, что грехом был донос? Вероятно грех Иуды заключался не в доносе, а в предательстве.
