Писатель Михаил Шишкин в программе «Вдох выдох» на канале «Ходорковский Live» рассказал Ренату Давлетгильдееву о новой литературной премии «Дар» и о месте русской культуры сегодня.
«Я готов стать иноагентом еще раз»
— Вы пополнили предпоследний набор иноагентов. Мы с коллегами сошлись на том, что это был, наверное, один из самых ярких призывов в иноагентские ряды. Большой русский писатель — вы, один из основателей группы «Король и шут» Александр Балунов, важный стрит-арт-художник Cлава ПТРК. И вот ключевое в этом во всем списке, что вы все люди культуры, достаточно передовой. И вот как отметил Марат Гельман, тоже иностранный агент, фракция людей искусства в союзе иноагентов самая большая. А вот вы лично чувствуете себя вольно или невольно членом этой самой фракции и этого самого союза?
— Вы знаете, я получил такую волну поддержки, тепла, любви, что я готов стать иноагентом еще раз. Дело в том, что в основном все удивлялись, почему только сейчас Шишкина объявили иноагентом. Все думали, что я давно иноагент. И я сам себя, в общем-то, объявил врагом этой системы еще в марте 2011 года, еще до Олимпиады, еще до аннексии Крыма, когда я отказался в открытом письме представлять этот криминальный режим в рамках писательских делегаций на международных ярмарках. Я тогда сказал, что я не буду представлять эту Россию, которую стыдно представлять, которой правит криминальная банда, а я буду представлять мою Россию, Россию свободных людей. И вот эту мою Россию я все эти годы представлял.
Поэтому то, что кто-то где-то меня в какой-то список вставил… Знаете, вот я иду по улице, и за высоким забором что-то гавкает. Но я не буду останавливаться и обращать на это внимание. У меня нет для этого времени. Мне нужно очень много делать дел.
— А вот русская культура, фракция, которую Гельман упоминает в том посте, который я цитирую, она может отвязаться от этой правящей в России аббревиатуры РПЦ-ФСБ и стать, не знаю, какой-то европейской, общемировой? Как сделать так, чтобы это культуре русской не мешало развиваться? Это вообще реалистично?
— Ну, смотрите, я в этих проблемах живу все эти годы и пытаюсь для себя эту проблему решить. Главный враг культуры в России, культуры на русском языке, это русское государство. И так всегда было, и так есть, и так остается. Потому что культура это то, что противопоставлено режиму.
Режим от своих подданных требует молчания. Народ должен безмолвствовать. Этому молчанию может быть противопоставлено только слово. А слово и сам русский язык режим воспринимает только как свою монополию. Поэтому все, что говорит по-русски, все является их рабами. Везде, где говорят по-русски, это их территория. Единственное, что противостоит вот этой системе рабов, которая рождает диктатуру, и диктатуры, которая рождает рабов, единственная возможность выхода из этого дьявольского чертова круга — это просвещение, это образование, это культура. Вот в этом смысл культуры на русском языке.
Сейчас опять в России, если ты занимаешься культурой, то ты или должен петь патриотические песни, или молчать, или эмигрировать. И вот на тех людей культуры, которые оказались здесь, лежит — я не люблю красивые слова, но это реальность — лежит ответственность не только за сохранение культуры на русском языке, но и за то, чтобы у нее было какое-то будущее. И главное, чтобы сохранить достоинство этой культуры на русском языке.
И знаете, почему это очень важно сделать? Потому что с каждым днем этой войны вот эта пропасть, которая возникла между Украиной и Россией, наполненная смертью, болью, кровью, она разрастается. И рано или поздно эта война закончится, все войны заканчиваются. И вот тогда нужно будет через эту пропасть строить мост. И этот мост будут строить не политики, этот мост будут строить люди культуры. Писатели, поэты, музыканты, художники. И вот для этого будущего моста нужно спасти достоинство культуры на русском языке уже сейчас. И вот этим мы все должны заниматься.
«Для культуры на русском языке появился шанс оторваться от проклятия территории»
— У меня стойкое ощущение, что с российской стороны скоро просто не будет тех людей, которые могут в принципе мост имени культуры возводить. Потому что все главные лица культуры уехали, уезжают, признаются иностранными агентами, вычеркиваются из пространства российской культуры в том смысле, в котором эту российскую культуру понимает Владимир Путин.
— Вот та Россия, Российская Федерация, вот территория, которая нас захватила, и вся эта мразь, которая там правит, они вычеркнули себя из нашей культуры. Значит, наша культура сейчас находится там, где мы. Вот сейчас на самом деле для культуры на русском языке появился шанс оторваться от проклятия территории.
Вот у нас сейчас принципиальная разница между той эмиграцией, которая была 100 лет назад, и той эмиграцией, которая сейчас. Тогда люди, если они жили не в Берлине, не в Париже, в культурных столицах той русской миграции, а где-нибудь в Аргентине или в Харбине, у них был литературный кружок, они чувствовали себя потерянными, очень далекими от столиц.
А сейчас мы живем в век высоких технологий. Сейчас, благодаря интернету, совершенно не важно, где ты находишься. Сейчас ты можешь ехать в Африке в поезде, но у тебя есть интернет, и ты будешь в центре культуры на русском языке. Ты являешься носителем этой культуры, ты являешься создателем этой культуры.
Таким образом мы сейчас сделали онлайн вот эту прекрасную Россию будущего, которую мы хотели построить. Может быть оффлайн ее нельзя построить, но онлайн мы в ней живем. И в этой прекрасной России есть только культура. Есть Рахманинов, есть Бунин, есть все люди, которые понимают, что писать по-русски — это значит быть частью мировой культуры. И там не будет ни вот этой кремлевской мрази, ни пригожиных, ни мединских, никого. Значит вот это сейчас наш шанс. И мы должны все сделать, чтобы этот шанс не упустить.
— А как вам кажется, за три года войны получилось отвязать русский язык от Путина? Потому что даже для меня поначалу, особенно в первый год, это было, пожалуй, даже ключевой проблемой. Это именно знак равенства, который был поставлен между русским языком и Владимиром Путиным, например, правительствами тех стран, в которых я в первый год существовал. Я родился в Казахстане. Я считаю, что Казахстан имеет такое же право на русский язык, как Владимир Путин. Потом я жил в Литве, и я уверен, что литовское общество имеет такое же право на русский язык, как Владимир Путин. Но вот в первые месяцы было очень тяжело избавиться от вот этого приравнивания русского языка к кремлевской мрази. Сейчас полегче с этим?
— Ренат, очень хорошо вас понимаю. Ситуация же абсолютно повторяется с немецким языком во время Второй мировой войны. Абсолютно, один к одному.
Томас Манн, когда приехал в Америку, пошел в университет, его пригласили выступать, а ему студенты говорят: а мы не хотим изучать ваш язык, это язык агрессора. Значит, все свои силы Томас Манн отдал на то, чтобы защищать достоинства немецкого языка и немецкой литературы.
Вы знаете, у него были радиообращения «Deutsche Hörer!» к немецким слушателям, а его никто не слушал в Германии, потому что это было опасно. Он говорил о Холокосте, а когда пришел 1945 год, немцы сказали: а мы ничего такого не знали. Что, Томас Манн говорил в космос, говорил в пустоту, все это было бессмысленно? Нет, все, что он делал — он боролся за сохранение достоинства немецкого языка и немецкой литературы, чтобы оторвать ее от Гитлера.
Да, Гитлер говорил по-немецки, а Пауль Целан писал стихи на языке людей, которые убили его мать. И вот немцам удалось это сделать. И мы тоже сейчас должны оторвать язык, не давать наш язык им.
Вот язык принадлежит не Путину, он принадлежит мне. И я буду дальше делать все для того, чтобы мой язык принадлежал мировой культуре, а не использовался исключительно в качестве способа воспитания «патриотов».
Смотрите, просто в течение поколений в России литература использовалась только для того, чтобы воспитывать рабов. Сколько в России школ, не знаю, сотни тысяч. В каждой висит в кабинете литературы портрет Толстого. Ни один учитель не повесит рядом с портретом Толстого его слова «патриотизм – это рабство». Ни один. Потому что задача школы такая же, как задача и детского сада, а потом армии, через которую все мужское население так или иначе проходит – воспитание рабов. И в детском саду это начинается, в школе это главное воспитание — думать строем и разбирать калашников. И потом в армии это сентиментальное воспитание заканчивается. И люди вот это рабство в себе несут потом в семью. И снова продолжается вот этот круг воспитания рабов, который прервать, еще раз хочу сказать, можно только одним способом – только культурой.
Но режим делает все для того, чтобы культура не дошла до людей.
«Культуре нужно дать воздух»
— Ну и именно поэтому режим, собственно, сделал акцент в своем пропагандистском нарративе на деятелях культуры и как раз на подрастающем поколении. Потому что Путин лишает Россию культуры, но параллельно он еще лишает будущего тех людей, которые родились при нем, выросли при нем и другой жизни не помнят. Меня больше всего пугает вот эта индоктринация российских школ и российских университетов, которые давно уже лишились даже какого-то намека на самостоятельность. Потому что самые страшные кадры, которые я периодически из России вижу, это именно кадры, как дети собирают калашников или в костюме танка выходят на демонстрацию. А этому что-то можно противопоставить? Это же тоже задача культуры. Очевидно, что надо как-то это потерянное поколение номер два спасать.
— Безусловно. Задача культуры именно в этом заключается. Но культуре нужно дать возможность, культуре нужно дать воздух. А задача режима — выкачать весь воздух, который еще только остался, чтобы у людей не было никакой возможности заниматься просвещением, никакой возможности воспитывать в детях критическое мышление.
Мы сейчас столкнулись, увы, с реальностью, что в ближайшее время в России построить демократическое государство просто невозможно. Уже хотя бы потому, что базой демократического государства является гражданское общество, является какая-то минимальная критическая масса граждан, которые понимают, что такое правовое государство, как работает демократическое общество. В России все эти люди были выпихнуты за последние годы. Это миллионы и миллионы людей, которые могли бы стать базой для какого-то демократического государства, пусть небольшого, но реального.
В России просто нет никакой базы сейчас для того, чтобы создать демократическое государство. Это реальность. Это мне очень не нравится, но это правда. Нужно смотреть правде в глаза и делать то, что возможно. Нужно делать то, что ты можешь делать.
Если там ничего нельзя сделать, значит нужно делать здесь, там, где ты живешь. Поэтому для себя я поставил вопрос, что я могу сделать.
Там литературная жизнь закончилась. Хорошо, там еще есть какие-то издательства, которые что-то издают. Там еще собираются люди на какие-то литературные чтения, выступления. Как долго это будет продолжаться? Уверен, недолго. Воздух оттуда выкачивают. Рано или поздно он кончится. Поэтому нужно строить человеческую, литературную жизнь здесь.
Для нормального существования человека, для его чувства собственного достоинства необходима нормальная культурная жизнь. Мы привыкли, что за последние 20-30 лет центр литературной жизни всей на русском языке переместился в Москву, в Петербург. Там литературные фестивали, книжные ярмарки, презентации, журналы, издательства, литературные премии. Все закончилось. Вот здесь все нужно начинать практически с нуля, практически заново.
Вот поэтому очень хорошо, что сейчас я вижу, как появляется большое уже количество новых издательств. Появляется большое количество русских магазинов в разных странах, имею в виду русских книжных магазинов. Появляются книжные ярмарки. Вот первая книжная ярмарка была в Праге осенью. Сейчас в апреле будет книжная ярмарка в Берлине, куда я обязательно приеду. И со своей стороны я думал, что должен быть какой-то инструмент, который поможет начать закрутить литературную жизнь. И я подумал, что это может быть литературная премия. Рассказать?
«Мы сейчас живем на абсолютном переломе литературной истории»
— Обязательно расскажите. Как раз я хотел про нее спросить, потому что, например, Екатерина Шульман как раз написала в телеграм-канале, что по ее мнению вы иноагентом стали именно из-за того, что учредили литературную премию «Дар», а для системы куда важнее создание неких альтернативных институтов. То есть не просто какие-то высказывания публичные, а именно ваша деятельность по созданию альтернативных институтов, альтернативных российскому, путинскому режиму, которые занимаются созданием альтернативной культуры. И именно за «Дар», по мнению политолога Шульмана, вам и прилетело. Во-первых, согласны ли вы с этой концепцией? Во-вторых, про «Дар» расскажите.
— Может быть, я не хочу к ним в головы забираться. Там воняет.
Как вы сказали, было чудовищное отношение в начале войны к русскому языку. Я это заметил, конечно, прежде всего, по публикациям переводов с русского языка. Их не было. Последние 20 лет с русского языка на все языки переводилось огромное количество книг. Почему [перестали появляться переводы]? По одной простой причине. Главные затраты — это затраты на перевод. Из Москвы шли гранты на переводы. Это закончилось. Никто из Москвы не будет платить за перевод какого-то автора, который против войны.
Если у писателя, который пишет по-русски, есть имя, то ему нет проблем напечататься на всех языках. Вот Люся Улицкая напишет книгу, и ее сразу переведут на все языки. Я написал книгу «My Russia: War or Peace?», сразу она на 2 языках вышла. Но если у писателя еще нет имени, или это молодой какой-то писатель, у него никаких шансов быть переведенным. Он стоит перед стеной. Я подумал, что нужно придумать какой-то инструмент, который будет помогать новой литературе на русском языке пробивать эту стену.
И вот главным призом литературной премии «Дар» является грант перевода на главные языки, на английский, немецкий и французский. Потому что если книга выходит по-английски, то любой издатель в мире, в Испании, в Португалии, в Италии, прочитав эту книгу, сам решит, нужно ему ее переводить и публиковать, или нет, никто не хочет покупать кота в мешке.
Ну и как вы поняли, для меня это набоковская премия. Я живу в Швейцарии, мы делим эту страну с ним. «Дар» это название его последнего романа, написанного на русском языке. Я считаю, это его лучший роман.
Но я хочу главное, наверное, подчеркнуть. Это не русская премия. Это не премия русской литературы. Это не премия для русских писателей. Мы сейчас живем на абсолютном переломе литературной истории. Вот русская литература настолько была заражена вот этим «патриотизмом», что пришло время от этого патриотизма в кавычках, который использовали режим для воспитания рабов, освободиться.
На русском языке пишет самый известный на западе украинский писатель Андрей Курков. На русском языке пишет нобелевская лауреатка из Беларуси Светлана Алексеевич. Русский язык не принадлежит русской литературе. Он принадлежит мировой литературе. И на этом языке пишут писатели из самых разных стран. Поэтому если человек живет в Израиле или если он живет в Литве, или если он живет в Украине и пишет по-русски, он не русский писатель. Это не русская литература. Я хочу помочь созданию вот этого нового типа русской литературы, свободной от этого прошлого, которое мы должны оставить в прошлом.
Я два слова сейчас скажу о том, что для меня очень важным было понимание того, что мы должны оставить в прошлом и что взять в свое будущее. Всю жизнь у меня под ногами была очень прочная почва. Это была русская литература. И вот началось это чудовищное вторжение в Украину. И под ногами вдруг оказалась пустота. А нельзя жить с пустотой под ногами. Я написал книгу, которая называется «Мои». Ну как, у них есть «наши», а вот у меня «Мои». Это эссе о русской литературе, о русских писателях. Через призму этой войны. И вот для меня очень важно провести вот это разделение. То, что связано с так называемым «русским патриотизмом», мы должны оставить в истории литературы. Из истории литературы это никуда не денется. Но в будущее мы должны взять с собой что-то другое, на чем мы можем строить это будущее. На Чехове. Мы должны взять из литературы то, что воспитывает в человеке его человеческое достоинство. И вот на этом строить. И вот задача премии — помогать воспитанию в людях вот этого нового понимания, нового взгляда на литературу на русском языке. Это уже не русская литература, это литература на русском языке. Это следующий этап нашего общего развития, нашего общего развития человечеству.
— И очевидно, что рифма с Набоковым здесь именно по той причине, что он, наверное, самый яркий представитель этого писательства. Писатель, который избавился от этого национального окраса. Потому что он же не русский писатель, он просто писатель. Вот таким и должен быть писатель, который на русском пишет.
— Да, безусловно.
И про премию я еще расскажу, как она работает. Мне очень важно, чтобы решение принималось не келейно, как это бывает за закрытой дверью, пять или шесть человек совещаются и кому-то дают премию. Нет. Я придумал так, чтобы было много очень, 30-40 членов жюри, и я пригласил участвовать в качестве членов жюри самых известных, самых замечательных писателей, режиссеров, музыкантов, художников. И они все с радостью согласились. Посмотрите на сайте премии, там есть реклама, которая называется «Лица премии». Посмотрите на эти лица. Это прекрасные лица мировой культуры. И очень еще важно.
Помимо голосования жюри идет голосование читателей. В разных премиях есть читательское голосование. Но ни в какой премии нет того, что я придумал. Это читательское голосование в форме сбора донатов. Обычно в шорт-лист выходят шесть книг. Я специально сделал шорт-лист большой. У нас 12 авторов. Для того, чтобы с помощью сбора донатов эти люди смогли получить поддержку. Потому что по большей части многие из них — это писатели, которые оказались в эмиграции. Они в нужде. Им нужно помочь. Кто-то, как Мария Галина, в Одессе под бомбами.
И у читателей получается возможность, голосуя на сайте премии, а один голос — это 10 евро, без ограничения наверх, он может и 20, и 50, и 100 евро проголосовать — таким образом помочь этим нуждающимся писателям.
Речь идет в этом читательском голосовании совершенно не о писательских амбициях. Не о соревновании. Кто победит, кто нет. Речь идет о том, чтобы проявить солидарность, показать себя людьми, которым еще нужна культура на русском языке. И вот я пользуюсь этим случаем, чтобы обратиться к людям, которые сейчас нас слушают, зайти на сайт премии и поучаствовать в этом сборе донатов. Совсем необязательно для этого читать все 12 книг, чтобы перевести какую-то помощь нуждающимся людям или Марии Галиной, которая сидит в Украине. Совсем необязательно читать все эти книги. Можно просто прийти и отдать свой голос.
«Цель премии “Дар” — помочь литературе, помочь авторам, помочь издательствам сейчас»
— Действительно, я присоединяюсь к этому призыву, потому что что такое 10 евро, если мы говорим про минимальную сумму доната, это всего лишь две чашки кофе. Две чашки кофе или возможность поддержать сильного, смелого литератора, писателя, который остался без возможности издаваться у себя на родине.
— Я уточню только. Все деньги, которые будут собраны на счет конкретного писателя, все будут перечислены ему. Я читал, конечно, этих авторов, как председатель жюри, я не могу сейчас как-то их характеризовать. Я хочу сказать, что это очень интересные книжки, очень разные. В конкурсе могли участвовать книги, которые были опубликованы после начала этого вторжения, в 2022-2023 году. На конкурс было прислано более 150 книг. Наш экспертный совет — это известные критики, филологи, литературоведы, руководил экспертным советом Николай Александров — отобрал из них 12 книг. И я, конечно, всем советую эти книжки прочитать.
С другой стороны, нужно отдавать себе отчет в том, что гениальные произведения посещают нашу планету не каждый год и не каждое десятилетие. И цель премии совсем не в том, чтобы отлавливать гениальные произведения, их, может быть, и не будет в каком-то обозримом будущем на русском языке. А в том, чтобы помочь литературе, помочь авторам, помочь издательствам сейчас.
«Культуре главное — не мешать»
— В последнее время многие говорят о взлете «тамиздата». Это подвижничество за пределами России и возникновение целой плеяды новых независимых издательств, которые публикуют новых независимых или изгнанных из пространства путинской культуры авторов, я имею в виду издательство Freedom Letters, издательство Vidim Books, их много, и они издают тех авторов, которых в России сегодня с полок изымают. Что вы думаете об этом феномене «тамиздата» и вообще насколько это все может превратиться в какой-то момент действительно в рынок, в альтернативный книжный рынок?
— Вы знаете, у культуры есть удивительная особенность. Особенно у литературы. Ей главное не мешать. Понимаете, вот в России всё было всегда при каждом решении сделано для того, чтобы помешать. Если тебя не сажают, не расстреливают, тебя просто не издают, потому что должны писать то, что им нравится, а не тебе нравится. Но как только ты отпускаешь литературу на свободу, вдруг она начинает сама жить, вдруг появляется новое издательство, вдруг появляется огромное количество людей, которые хотят эти книги купить и прочитать.
И задача премии была именно в том, чтобы помочь этим издательствам. Потому что выпустить книгу сейчас, в XXI веке, это ничего не значит. Каждый день выходят в мире миллионы книг. Нужно обязательно сделать так, чтобы книга нашла своего читателя. Сделать так, чтобы были рецензии, чтобы были дискуссии, какие-то представления книг, чтобы читатель знал о существовании такой книги и мог её купить. И вот на достижение этой цели тоже работает наша литературная премия «Дар».
Мы работаем вместе со всеми, это наши партнёры. Все издательства, все книжные магазины, они все у нас партнёры на нашем сайте.
— Это да, это очень замечательно. Я каждый раз поражаюсь тому, как растут магазины с русскими книгами в крупных европейских, мировых городах. Вот так вот приедешь в Берлин, например, раз в полгода и понимаешь, что, о, ещё один магазин русской литературы открылся или какая-то весомая полка появилась в каком-то крупном книжном. Или в Риге, например, тоже открылся недавно хороший, очень любопытный магазин с русскими книгами. В Тбилиси открывается, несмотря на сложную историю взаимоотношений России и Грузии. Очень круто, и не отмечать это невозможно. А это говорит о том, что растёт интерес среди уехавших россиян к тому, чтобы читать своих авторов, авторов, близких к себе по духу.
— Ты не можешь быть не читающим, а потом стать читающим. Ты или читающий, или не читающий. И обратите внимание, кто уехал.
Уехала образованная, читающая Россия. Перестать быть читающим человеком тоже невозможно, потому что ты не можешь, привыкнув посещать концерты, читать книги, ходить на выставки [отказаться от этого]. Если ты всего этого вдруг лишишься, твоя жизнь не будет тебя достойна. Поэтому совершенно естественно, что та читающая Россия, которая уехала сейчас оттуда, потому что там нечем дышать, тут здесь у неё есть свободный воздух для того, чтобы построить себе — никто тебе не построит, если ты сам это не сделаешь — достойную тебя культурную жизнь. Вот этим мы занимаемся.
— Да, и мы вам за это страшно благодарны, потому что я сохраняю свою любовь к чтению в первую очередь благодаря тому, что продолжается и книгоиздательство, и авторы продолжают писать, и вот такие есть замечательные инициативы, как ваша премия «Дар».
— Нужно еще обязательно сказать, что мы вместе работаем, делаем одно дело с людьми, которые устраивают книжную ярмарку сейчас в Берлине. Это прекрасная, потрясающая инициатива, замечательное начало. И очень надеюсь, что это станет новой традицией, что это будет продолжаться.
Вот я буду в Берлине тоже, у меня будет два выступления. Четвертого апреля в два часа я буду представлять вместе с авторами, которые вошли в шорт-лист, и с Николаем Александровым, председателем совета экспертов, литературную премию «Дар». А пятого числа в 19.3 я буду представлять мою книгу «Мои. Эссе о русской литературе». Так что, если кто-то будет в Берлине, то милости просим.
«Главный враг родины — это его собственное государство»
— Хочу вернуться немножко в Россию и к неприятным темам. Фрагмент свежего интервью Дарьи Донцовой YouTube-блогерке Лилии Абрамовой, также она известна как Татарка.фм. Вот она там говорит о Борисе Акунине, что он «сам себя наказал», когда высказался против войны, и что «он лишил Россию своего творчества». То есть это он лишил россиян своих книг, а не Кремль лишил россиян творчества Акунина. Вот вы, когда подобное слышите, про вас тоже самое же говорят. А вы что чувствуете?
— Ну, во-первых, с Гришей мы знакомы, собственно, всю жизнь, с моих 16 лет. Я горжусь нашей дружбой. И я с восхищением всегда смотрю на то, как Гриша себя ведёт по жизни. Да, вот мне кажется, он всё делает абсолютно правильно, и по нему можно равняться. Можно сравнивать писателей, как ты себя ведёшь, как вот Акунин себя ведёт. И становится понятно, кто ты.
Ну, по поводу дамы, которая это говорила, я молчу. Конечно, мне очень важно, чтобы у меня были читатели. Читатели, которые хотят меня читать, они найдут меня в интернете без проблем и бесплатно.
На моём сайте вы можете прочитать мои книги бесплатно. И по поводу предательства и любви к родине. Вы знаете, по поводу предательства и любви к родине мне уже всё сказал мой военрук в школе, когда я отказался собирать и разбирать калашников. Он сказал: Шишкин, ты плохой патриот. Значит, вот с тех пор быть «плохим патриотом» — для меня это значит быть хорошим патриотом.
Что значит любить свою родину? Любить свою родину значит ненавидеть всех врагов этой родины. Главный враг этой родины — это его собственное государство. Это было всегда. Герцен замечательно сформулировал, что российское государство разместилось в стране как оккупационная армия. И вот это отношение — оккупационная армия и население несчастное, замордованное — это русская константа.
Поэтому я никогда не скрывал своего отношения вот к этому бандитскому государству. И те люди, которые говорят, что я русофоб, они, значит, не читали мои книги. Потому что мои книги это объяснение в любви к моему монструозному отечеству.
«Если моя страна, мой народ совершает зло, я буду против моего народа, против моей страны»
— Да, Россия была страной Шишкина и Акунина, а стала страной Донцовой. Была страной режиссера Тарковского, стала страной режиссера Сарика Андреасяна. Это я вспоминаю недавний громкий скандал в культуре, когда в России решили отменить Андрея Арсеньевича в пользу режиссера пошловатых комедий, названия которых даже не хочу слов произносить. А вот находясь даже в плену пропаганды, невозможно же не замечать эту человеческую культурную деградацию. Вот меня даже ведущая больше всего поражает, которая Донцовой задает вопросы. Эта вот девушка, она что, не видит, что ли, что из страны Акунина в страну Донцовой превратилась Россия за какие-то считанные месяцы?
— Вы знаете, я не берусь пытаться понять, что у них в голове, действительно ли они говорят то, что они думают. Для меня совершенно очевидно, что вся страна оказалась еще в абсолютном средневековье, в прошлом. Потому что разница между современным миром и Россией в том, что в современном мире уже человечество прошло вот эту главную его революцию, переход от племенного сознания к индивидуальному.
Вот я только сам принимаю главное решение в этой жизни, что есть добро, что есть зло. Если я вижу, что моя страна, мой народ совершает зло, я буду против моего народа, против моей страны.
В России большинство людей живет еще вот в этом абсолютно племенном сознании. Наше племя хорошее, мы русские, а все кругом враги, хотят наше племя уничтожить. И наша суть исключительно в том, чтобы лечь костями за нашу родину, за нашего Пушкина. Это все используется, всякая диктатура использует вот этот крючок патриотизма.
И эти люди, как она сформулировала, считают, что весь мир находится в войне с их племенем, поэтому племя должно себя защищать. Неважно, право это племя или не право племя, наше племя всегда право. И вот выход из этого племенного сознания лежит тоже только через просвещение. И государство в России все делает, чтобы этого просвещения не было.
— Складывается ощущение, что это не просто племя, а племя, которое на самом деле всю жизнь было племенем каннибалов, просто вот веками не было возможности попробовать на вкус человеческое мясо. А вот теперь в 2014, а затем в 2022 все-таки удалось попробовать, втянулись и отказаться от этого человеческого мяса невозможно.
— Знаете, это вопрос вопросов. Вот эти люди, несут они ответственность за то, что они делают? Потому что главное же у рабов это то, что они ни за что ответственности не несут. Они же войну не начинали, им что начальство сказало, то они и делают. Главное от них что требуется? Класть голову на плаху, потому что царю виднее.
И вот эти люди — они жертвы или они не жертвы? Вот это очень хороший вопрос. Я думаю здесь все должно решаться исключительно индивидуально. И когда будет суд — конечно, на земле суда не будет никакого, я не верю — но когда будет Страшный суд, то каждого из них призовут и скажут, вот ты пошел с автоматом в Украину, ты несешь за это сам свою ответственность? И вот тогда их всех будут судить, посмотрим что они ответят.
— Вы знаете, у нас примерно 80% нашей аудитории это люди, которые живут в России. И они говорят: не машите на нас рукой, не ставьте крест на нас. Мы не можем возвышать голос, потому что мы живем в этой стране, в которой за возвышенный голос можно отправиться на 10 лет в тюрьму. А я вот за этот невозвышенный голос тоже не могу обвинять тех людей, с которыми я много лет прожил в одной стране. Как не сломать этот мостик? Потому что я знаю, что очень многие обижаются из наших зрителей, когда тон дискуссий такой, как у нас с вами сегодня получается, что мы как будто бы немножко махнули рукой? Вот какие слова говорить тем людям, которые в России живут и на самом деле с нами согласны?
— Слушайте, ничего нового под луной, мы же через это все проходили в совке. Вот мы так же жили при советской власти. Значит, и мы не были первыми. И человечество давно уже научилось кесарю кесарево, Богу Богово. И вот нужно просто не переходить через прожиточный минимум подлости, не переступать ее. Вот и все. Ничего нового под луной.
